_____________________________________________
|
InterReklama |
Задрёмывай, вечный стражник,
Вытягивай вёрсты ног.
Киношный такой, витражный
Гуашевый встал денёк.
Под тихий напев утиный,
Под медленный ход плечей
Смотри целый день картины
Забытых почти ночей,
Где музыкой странной полон,
Без шапки и без ума
Молился отшельник в поле -
Во каждом глазу луна, -
Где время столбом стояло
На пыльном своём посту,
Где песня до звёзд достала б,
Да ветер в низовья дул,
И вышло, что брезжит утро,
А значит, стихает звук,
Как это пристало звукам,
Родившимся не внизу.
Безмолвие мир качает,
И запахи льнут к земле -
Так пахнет коробка чая
В неполные восемь лет.
Маленький Пушкин пьёт нефильтрованный взвар:
Кудри как музыка, речь словно мятные сласти -
Как он колдует, как закрывает глаза!
О, не давайте, любезные, Пушкину ластик!
Будни отступят, время свернётся в клубок,
Мёртвые мощи воспрянут и грянут победу:
Маленький Пушкин - золото на голубом -
И на почтовых посланцы грядущего едут.
Кто Вам дарует звёзды в кромешной ночи,
Кто бережёт Ваши тонкие нервные пальцы?
Ваш почитатель разве ещё не почил,
Разве он Вас не сменял на немого паяца?
Нет, очевидно - льётся с листа филигрань,
Небо смеётся, все окна распахнуты настежь.
Маленький Пушкин всё продолжает играть.
Всё продолжается - нужно лишь выкинуть ластик.
Из наших дней ушли они -
Речений вещих великаны.
Мы сшиты по другим лекалам,
Беднее собственной страны.
Не высохнут не потому ль
Чернила на пустых страницах:
Что им хватало лишь умыться -
Нам пригодится утонуть.
Оброком подвиг не зачесть,
Нельзя содрать кафтан как кожу,
Как заменить орла не можно
Жестококрылой саранче.
Любовь гнездилась по столам,
Теперь же там - макулатура.
Всё прочее - la terra dura,
И нам её не отстоять.
Если снова спускается пыль на пути,
Если добрые люди мешают пройти,
Если в центре столицы растёт Колизей,
Значит время пришло заводить карусель!
Пальцем ткни в небеса - и начнётся потоп.
Слабый голос возвысь - угодишь в шапито.
Раздари что имел - не вернут ни рубля.
Так акулы влюбляются в винт корабля,
Так, укрывшись от гвардии тенью плаща,
Выйдя ночью в народ, - попадётся тотчас
Добрым людям взалкавший любви базилевс.
Так почтовой бумагой становится лес.
Карусельщик нечасто стоит в стороне.
Он за воздух ворованный платит втройне.
Но покуда в корзину летит голова,
Его серые губы бормочут слова.
Дайте Лазарю смерть, дайте смерти лазурь,
Дайте слабому слову - энергию бурь!
Нужно чтоб, исцеляя калек по углам,
Колокольчик звенел, как электропила.
Ярче лампы! Велите их ярче зажечь!
Нужно чтобы не слышали - видели речь!
Пусть упрямый поверит, блаженный - поймёт,
Как уходит почуявший Бога в полёт,
Как прочтя о себе, что давно влюблена,
В одночасье орбиту меняет Луна,
Как титанов доводят до слёз пустяки,
Как лишаются веры. Как пишут стихи.
Не услышат. Не вспомнят. И вряд ли придут.
Ибо слаще играют шарманки в саду,
Ибо добрый народ не жалеет шутих
И зверинец народу милее, чем стих.
Да стучат в колотушки свои сторожа.
Карусельщик устал. Его веки дрожат.
Его магия рушится в тину и в тлен.
Раз от раза страшнее гостить на земле.
С тех пор как арестован Вар-Раван
У нас ужасно скушно, вяло, пусто,
Невольно станешь слушать Иисуса...
Умение красиво воровать -
Основа современного искусства.
А говоренье правды королям
Грешно, поскольку есть самоубийство.
Вот и пойми, как добела отмыться...
Собака укоряет караван
За неуменье вдруг остановиться.
Всевышний расчехляет барабан,
Архангелы настроили гитары.
И пары сотен радостных Италий
Не стоит почерневший Карабах.
Давно ли мы над водами летали...
Драться, немедленно, срочно на фронт!
Кто составляет походные списки?
Конногвардеец Брокгауз-Эфрон
Или заезженный всадник понтийский?
Демоны близко.
Чёрная мазь или белая кость -
Кровь разложения не остановит.
Если лишаются люди богов,
Как не лишиться всего остального?
Крысы в столовой.
Воздух плывёт и теряет цвета.
Тонкие шпаги застыли в салюте.
В месиве глупых и страшных цитат
Медленно тонет смышлёный малютка.
Бред абсолютен.
Что ж это - люди выходят из стен,
Нагло смеются и люстру качают?
Синие кляксы на белом листе
Нечеловечью тоску означают.
То ли сначала...
Стёклышко вынемте, доктор Михель,
Благоволите забраться в карету.
Экая сильная нынче метель:
Шаг отступи и тебя уже нету...
Ладно, поедем.
Если пусто и темно - значит, осень.
Молочаем жизнь пошла да плющами.
Почитайте нам Щелкунчика, Осип -
Не должно с него легчать... Но легчает.
По глоточку осушаются хляби,
Разлетаются костры по лучинам.
Ух, какой же ты, Серёженька, пьяный,
Ты гляди, кабы греха не случилось.
Впрочем, слёзы в этом веке не в моде,
И чего бы нам грустить, в самом деле?
Вы слыхали эти трубы, Володя?
Представляете, они заржавели...
***
Словом солнце воротить? Неужели!
Хоть пьянит, да не врачует нисколько.
Мы одни в пылище этой музейной,
Только гильзы на полу да осколки.
Белые всадники, быстрые коршуны,
Мчатся по улицам, делая холодно.
Город спокоен, как совесть у лошади,
Щедро заваленный сахаром колотым.
Всё выдаётся долями четвёртыми,
Водка ли, танцы, объятия робкие...
Боже, как хочется плечи развёртывать,
Да эполеты повыцвели в ромбики.
Медленно капает темень по темени.
Чорт бы побрал за отчизну радетелей!
Русь осиянная ходит беременна
Очередной беспощадной трагедией.
Зимнее небо - было подброшено,
Не долетело и падает, падает...
Белые всадники, быстрые коршуны -
Как они запах умеют угадывать!
Безобразий утренних алкая,
Из трамвая в темноту ныряя,
Шаркаешь и ёжишься костьми.
Странная теперь зима какая:
Ливни да сигнальные костры.
Злой путеец точит свой костыль,
Пассажиров пасмурных пугая.
Ум в чести, да честь у нас не в моде -
Как уж тут одеться по погоде?
Всё сносилось, господи прости.
Вот характер - никуда не годен,
Совесть - престарелой травести
Пьяно спит с будильником в горсти...
Город растекается по морде.
Противу тщеславных ожиданий
Я пишу всем тем, что я читаю,
Ни прибавить, ни отнять, ни спеть.
Темнота и нету зажигалки
Подпалить привязчивую сеть.
Так и будем, видимо, висеть
В волосах невидимой гадалки.
***
Кромешный сумрак, белый день
Не кажет носу в эту гавань
И водятся песок и гравий
В немытой леса бороде.
Ладони листьев жжёт печать
И залита гуашью чёрной
Неопалимая Печора,
Неутолимая печаль.
Зайдём, дружище, в эту дверь,
Усядемся за стол дубовый.
Лишённым головных уборов,
Что остаётся нам теперь?
Одна полынная тоска,
Одна анисовая горечь,
Щемящий дух лимонных корок
И сладость чёрствого куска.
***
Пограничник смотрит зорко.
Миром правит Скорпион.
Если ты не Рихард Зорге,
То, конечно, ты шпион.
Бандерлоги моют ноги,
Электричка тук-тук-тук.
Рыбьим варевом убогим
Город пахнет за версту.
Что за веси, слово право,
Алкашня на алкашне!
Трансильванскую забаву
Учиняет мне кашне.
Мир сегодня синий-синий -
Не к добру и неспроста...
Не бросай меня в Россию,
Ради Бога, не бросай.
Менеджер Георгий Котлован
Пестует поездку в Ереван,
Сундуки по осени вскрывает,
Мечет чёрный бисер в решето,
А однажды угодит в ЦИТО
Или же отравится грибами.
Надо бы пойти и поглядеть,
Как пылает кровельная медь
Царской удивительной чеканки,
Выправить хромающую речь
Да кобылку старую запречь
В новые шипованные санки.
Пережить бы только эту ночь.
Извини за прыгающий поч -
Это поезд бесится на стыках
Давешних и будущих недель.
Эх, сейчас бы стужу да метель,
Но в Москве плюс шесть, и это дико.
Клинит на потёмках и словах
Так, что столбенеет голова,
Вышний голос кашляет впустую.
Скифия безлюдна и чиста,
Накануне Страшного Поста
Все себе журавликов рисуют.
Дм.Плахову
Пестицид учиняя деревьям,
Всё у них забываешь спросить,
Не имеют ли что возразить.
Но упрямая лезет теребра
На извечное это буренье
Для закладки жемчужной росы.
Саламандру в трахее таская,
Получаешь каленый глагол,
Но теряешь порою пароль,
Если дури своей потакая,
Намешаешь, бывает, токая
С бормотанием трёх топоров.
От бурды не горят миокарды -
Повышается риск эмболий,
Скулы сводит да печень болит.
Вишь, стоят медицинские карты
Несгибаемых нынешних бардов -
Топоры, топоры, топоры...
Но найдётся монах, францисканец,
Препоясанный словом чернец,
Продавец необычных челест:
От отсутствия воздуха скалясь,
Проповедует голому камню,
И на камне восходит чабрец.
Рыба ищет, где глубже, а человек - где мельче:
Падает мордой в лужу и ерунду лепечет,
Пена на пальцах, в голосе белена.
В небе восходит медленная луна.
Рыбы и мы, конечно, - мы постоянно мечем:
Строки, харчи, колечки, волосы, сердце, печень.
Точности мало. Много зато вина.
Рыба живет, где чище, а человек - всё там же.
Бегает, ищет, рыщет, копит на новый гаджет,
Тащит свой скарб как долбаный скарабей:
Боже прости мне дай мне скорей скорей.
Топишь в себе болото - квакать не сможешь даже,
Трубы горят - всего-то много на лёгких сажи,
Золота в дёснах и якорей в корме.
Рыбу спасает море, а человека - ноги,
Руки, штыки, заборы, каторги и остроги.
Письма ли пишем, пьём ли, едим ли суп -
Всюду опасность, всюду мы как в лесу.
Нам бы прямей да выше - мы же всё как-то сбоку,
Да и некстати вышла квота запросов к Богу.
Так и начнёшь ведь кланяться колесу.
Рыба дохнет от нефти, а человек - от смеха,
Или от делать нефик, или от "сел и поехал",
Или с подачи ближнего своего.
Или от перечисленного всего.
Рыбу ловили трое - Кастор, Поллукс и Штефан.
Вон, в черпачке литровом - жирный исход успеха,
Рыбный обычно. Лишь иногда свиной.
Скажите Блантеру Матвею,
Что я от музыки взрослею.
Ещё немножечко и с нею
Я буду вровь.
Шататься стану, словно пьяный,
Весёлых сторонясь компаний -
Такая это будет, парни,
Во мне любовь.
А впрочем, наливайте, братцы,
Чего теперь уже бояться?
Всю жизнь я Гастингс то ли Ватсон,
Страшней нельзя.
Лелею лень как гений друга,
Хожу по полю как по кругу,
Рву пиджаки, утюжу брюки
И тру глаза.
Блажен сумасходящий нищий,
Скребущий городское днище.
Гляди себе, как полба брызжет
На жернова,
Питайся книжною клетчаткой,
Ночуй на лестничных площадках,
А если вскочишь на лошадку -
Сам виноват.
Дешёвка, каша ледяная,
Бесплатная сума льняная,
Тропою старца Будулая
Бредут стада.
Мы мелкие, не больше точек,
Кто не течёт, тот камень точит,
А где-то там, на зависть прочим,
Стоит звезда.
